Начнем с того, что вынесенные в заголовок слова – по сути, синонимы. Первое – от латинского urbanus, городской. Второе – от французского bourg или немецкого Burg – город. И это тот случай, когда этимология говорит не только о происхождении, но и о сути описываемого явления: город в его истинной сущности, город как таковой, город-идеал есть отражение буржуазного мироустройства.

Он рожден одновременно с третьим сословием, расцвел вместе с ним и способен пережить его только постольку, поскольку некоторые ценности той эпохи значение имеют непреходящее. Кроме того, он материален, а значит, обладает достаточным запасом прочности, чтобы пережить и людей, его породивших, и их модус вивенди.

Города и стены

Не будем говорить о городах Средневековья и, тем более, античных полисах. Их главной функцией все же была защита – защита жителей от внешнего врага за городскими стенами. Образ города – это стены и ворота; средства защиты и средства коммуникации. Именно они делают поселение городом, а никак не жилища. «Ах, наконец достигли мы ворот Мадрита!» – говорит слуге Дон Гуан, отмечая как ключевую точку города именно ворота и подразумеваемые стены; через эти ворота и входят пушкинские герои в город – в место, обнесенное стеной.

Поселение, еще не имеющее стены – деревня; поселение, стены уже не имеющее – город в его сегодняшнем состоянии.

Процесс ликвидации городских стен начался в XVI веке в Англии и продолжался почти до наших дней: в XVII веке снесены городские стены в Париже, XVIII – в Мюнхене, в начале XIX века в Вене, Кракове, Барселоне, во второй его половине – в Мадриде (остатки Китай-городской стены в Москве снесли и вовсе в ХХ веке).

С этого момента и началась история города в его современном смысле, где вместо прямой и понятной функции защиты от внешнего врага на первое место вышли разнообразные, хитрые, переплетающиеся и часто противоречащие друг другу задачи создания комфортной жизни для обитателей. Так стали складываться настоящие города, города для горожан, которые мы знаем, любим и смотреть на которые ездим в отпуск в Европу.

Именно – ездим за ними в Европу. В России с городами ситуация несколько иная. «В России не было и нет городов…», – утверждал Вячеслав Глазычев, но оборвем цитату на полуслове. Почему такое утверждение имеет под собой основу – увидим дальше, а пока поговорим о городах европейских.

Нас не будут интересовать итальянские города: Флоренция и Венеция – это мир Средневековья и Возрождения, не о том речь.

Города Северной Европы слишком неуниверсальны: в них многое объясняется средневековой, опять же, историей, и тем, что названо Вебером «протестантской трудовой этикой». Мегаполисы вроде Парижа и Лондона, напротив, чересчур универсальны – в них можно найти все: как следование любому правилу, так и любые исключения из него.

Между потопом и юбилеем

Нам нужен город, целиком сложившийся в буржуазную эпоху, построенный бюргерами, буржуа, горожанами для самих себя, выразивший во внешнем облике и внутренней структуре вкусы, стиль и характер «третьего сословия». На эту роль лучше других подходит город, сформировавшийся в основном во второй половине XIX века, во времена Австро-Венгрии, и практически полностью сохранивший тогдашний облик до наших дней – Будапешт. Он нам и интересен. Точнее – Пешт.

В отличие от Буды, лежащей на холмах и постоянно претендовавшей на роль столицы страны, равнинный Пешт всегда был городом торговым, ремесленным, развивавшимся самостийно и застраивавшимся стихийно – для жизни, а не для манифестации власти.

Судьбу города определил день 15 марта 1838 года, когда Дунай, разлившись сильнее обычного, снес с лица земли сотни обывательских домов. Сейчас на немногих сохранившихся зданиях – отметки уровня воды в тот день; даже человеку, стоящему на асфальте, уложенном много позднее (и, следовательно, выше), они – по грудь. Катастрофа такого масштаба могла бы вовсе уничтожить будущее города. Но дальше началось самое интересное.

Пешт (город еще не был объединен, это случится в 1873 году), пережив наводнение, получил взамен новую, логичную и ясную планировку, построенную на сочетании дугообразных бульваров и радиальных проспектов – на манер Парижа. Но если в Париже барону Осману, занимавшемуся перепланировкой города, пришлось сносить старую застройку насильственным образом, то в Пеште эта неблагодарная роль досталась неразумной стихии, Дунаю. Пешт застраивался после наводнения целиком, и за последующие полвека чудесным образом превратился в тот город, каким мы его знаем сегодня.

Спешить было куда – в 1896 году страна собиралась отмечать свое Тысячелетие, и город торопился навести красоту. Особенно быстрые изменения происходили в последние десятилетия века – были годы, когда на Большом бульваре за месяц возводилось по два больших доходных дома.

Проспекты и бульвары в основном воспроизводили сложившиеся ранее линии: малый бульвар – по линии старых стен, большой – по линии канавы, окружавшей город с востока. Однако они планировались уже упорядоченно и застраивались четырех-пятиэтажными зданиями, которые хочется называть не иначе как дворцами.

Искусство умного выбора

Самый буржуазный из архитектурных стилей тоже подоспел вовремя. Как готика была органична спиритуалистическому духу средневековья, как барокко воплощало нрав абсолютизма и контрреформации, так возобладавшая всюду эклектика соответствовала взгляду образованного, грамотного, причастного культуре горожанина.

Он, этот горожанин, не так сосредоточен на делах небесных, как земных. Он достаточно состоятелен, чтобы заказывать дом «покрасивее» или хотя бы снимать там квартиру. Он как раз настолько образован, чтобы посещать именно в это время повсеместно открывающиеся музеи (Венгерский национальный музей основан в 1802 году, Лондонская Национальная галерея – в 1839, Московский исторический музей – в 1872, Музей истории искусств в Вене в 1891-м), регулярно читать публицистику (дешевые издания венгерских классиков в конце века выходили тиражами в 200 тыс. экземпляров) и заглядывать в библиотеки (Национальная библиотека была основана в 1802 году, а в следующем году Публичная библиотека открылась в Пеште и первое время на волне патриотического подъема существовала за счет добровольных взносов.)

Кругозор у этого горожанина несравнимо шире, чем у его отца или деда. И надо ли удивляться, что и в оформлении своего дома этот горожанин ориентируется не на народные традиции, а на сокровища мировой культуры, ставшие как раз в это время такими доступными?

Так появляются на Большом бульваре и Радиальном проспекте, будущем проспекте Андраши, дома в венецианском духе, или в стиле кого-то из Людовиков, или а-ля Ренессанс, или все вместе и сразу. Все правильно: эклектика, как говорили тогда – «искусство умного выбора». Подобные процессы шли повсеместно.

В архитектурном отношении brhz’ы Будапешта – родные братья immeubles de rapport Парижа и доходным домам Петербурга. Но в отличие от Петербурга, в венгерской столице эта новая планировка складывалась естественно – не волей одного самодержца, но как результат взаимодействия различных воль – согласованных между собой или противоречащих друг другу желаний, умений, возможностей, вкусов или капризов заказчиков, архитекторов, строителей и жильцов.

Человекосоразмерность

В итоге новая застройка Пешта сохранила человеческий – не имперский – масштаб. Город поделен на районы, по-старинному называемые «городами»: Белварош, внутренний город; Липотварош, город Леопольда; Эржебетварош, город Елизаветы и так далее. Границы между районами нематериальны, но всем известны и ощутимы. Если районная мэрия затевает реконструкцию площади, все жители этого района получают по почти приглашение прийти проголосовать за один из возможных вариантов ее будущего вида. В сентябре, когда спадает туристический сезон, и начинаются уличные, районные фестивали, хорошо видно: вот это фестиваль в Терезвароше, а в Эржебетвароше будет в следующую субботу.

Так же, порайонно, организованы будапештские «дни избавления от хлама», «ломталаниташ», когда раз в году жители выносят на улицы все накопившееся в доме старое барахло, от диванов и этажерок, заменяемых на продукцию Икеи, до фарфоровых статуэток, оставшихся от умершей бабушки. Жителям соседнего района навещать район, переживающий буйство ломталаниташа, конечно, тоже не возбраняется, но внутреннее членение города становится в такие дни особенно наглядным.

Таким образом, в структуре города заложена важная психологическая составляющая: человек ощущает себя жителем не просто Будапешта, но района внутри него – вполне обозримого, имеющего собственную мэрию и свое имя, и естественные, городом и историей сформированные, а не на плане кем-то нарисованные очертания. Но и это не все.

Структура города, сформировавшаяся во второй половине века, базовым элементом имеет замкнутый квартал, состоящий из нескольких плотно примыкающих друг к другу жилых зданий. Их выходящие на улицу фасады оформлены с максимально возможным великолепием. Тут можно наблюдать весь запас декоративных деталей, изобретенных за тысячелетия развития мировой архитектуры и почерпнутых архитектором в библиотечных и музейных залах: рустованные цоколи а-ля палаццо Медичи, львы и драконы, египетские обелиски, девы и птицы, фронтоны треугольные, лучковые, килевидные, раскрепованные и полукруглые, колонны и пилястры всех известных истории ордеров, атланты вида греческого и мадьярского, гирлянды и розетки и пр., и пр.

А внутри такого дома – двор. И с ним тоже не все просто.

Продолжение следует.

Автор: Анна Чайковская

Использование любых материалов, размещённых на сайте, разрешается при условии ссылки на Architector.ua. Ссылка должна быть открыта для поисковых систем в независимости от полного либо частичного использования материалов.