Меньше года понадобилось пулеметчику Прокофьеву для «круиза» по странам Европы, но не в качестве туриста, а освободителя от нацистской заразы. Алексей Ефимович был призван в Красную армию, когда она, освободив родную землю от врага, начала свой поход на Запад. Боевой путь младшего сержанта Алексея Прокофьева, участвовавшего в освобождении городов и сел Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии, Австрии и Чехословакии, был отмечен четырьмя медалями «За отвагу».
Алексей Прокофьев родился 10 апреля 1925 года в селе Михайловка Саратского района Одесской области, украинец. Во время войны — заместитель командира взвода, гвардии младший сержант. На фронте — с августа 1944 года. Службу свою начал в 223-й Белградской Краснознаменной дивизии в составе 57-й армии III Украинского фронта.
— Алексей Ефимович, вы были призваны уже на исходе лета 1944 года, но успели повоевать и отличиться на фронте, свидетельство тому — четыре медали «За отвагу»…
— В августе 1944 года Красная армия вошла в мое родное село. Призвали меня в разгар Яссо-Кишиневской операции и определили в пулеметчики, доверив ручной пулемет Дегтярева. Вскоре вышли к границе в районе города Галац. Румыния капитулировала и стала союзником в борьбе с нацистами. А уже в Браиле наш полк погрузили на катера Дунайской флотилии и перебросили в Болгарию. Нас вскоре выгрузили в болгарском порту Русе. Болгары выходили нам навстречу, в корзинах несли фрукты, забрасывали охапками цветов, звучали приветственные речи. Довольно быстро прошли Болгарию, которая не воевала с Советским Союзом, и вскоре оказались на югославской земле.
Бои там развернулись нешуточные. Особенно запомнилась мне схватка за город Чуприя. Мы подошли с тыла и попытались выбить немцев. Но с первой попытки сделать это не удалось. Сильный минометно-пулеметный огонь приостановил наше наступление, мы начали нести потери. Пришлось занять оборону. Помню, что в том бою я пленил вражеского пулеметчика, который просил: «Рус, не убивай меня, я не немец, я — поляк!» Я его отправил к командиру роты старшему лейтенанту Проценко.
— Чем вам запомнилась Югославия?
— Прежде всего радушием и дружелюбием местного населения — сербов. Наши части они встречали хлебом-солью и не только. Встречи часто перерастали в стихийные митинги. На всю жизнь отложились в памяти слова югославского партизана: «Наступил великий день, который югославские воины и весь югославский народ ждал на протяжении трех с половиной лет. И вот Советская армия, преодолев тысячи километров, пришла, чтобы помочь нам очистить нашу родину от ненавистного фашистского ига. Она пришла, могучая, непобедимая — именно такая, какой мы ее себе представляли!»
— Вам приходилось взаимодействовать с югославскими партизанами?
— Да, конечно. Однажды наш взвод под командованием лейтенанта Шишкина был отправлен с разведывательной целью — нет ли впереди скопления немецких войск. По пути к нам присоединилась группа партизан. Подходим к селу, а нам навстречу селяне высыпали, разодетые такие. Лейтенант Шишкин, не зная, что местные жители так радушно встречают нас, сказал: мы, мол, здесь воюем, а они «базаруют»… Сербы начали нас обнимать, целовать, вручать венки цветов, подарки, фрукты. Словом, все в очередной раз превратилось в торжество. Один из сербов сунул мне в ранец бутылку ракии — это крепкий национальный напиток.
— А как же боевое задание?
— Нас стали растягивать по избам, где были, я так понимаю, праздничные столы. И только вмешательство лейтенанта Шишкина, которому удалось убедить, что у югославов еще будет возможность отблагодарить советских солдат, спасло ситуацию. Он сказал примерно такие слова: «Спасибо вам за радушие и щедрость, но мы не можем принять участие в празднестве, ведь мы должны знать, где враг. Но за нами идет много русских солдат, которых вы сможете угостить!»
А тем временем партизаны сообщили, что в соседнем селе есть немцы. Посоветовавшись с командиром партизанского отряда, Шишкин решил устроить им засаду. Партизаны атаковали село, а немцы, погрузившись на три машины, спешно ретировались. И тут же нарвались на засаду, устроенную нашим взводом. В результате скоротечного боя было убито 12 немцев, а 17 солдат во главе с офицером мы пленили. О судьбе пленных не скажу, — мы их оставили партизанам.
— Вам пришлось освобождать Венгрию, там бои были особенно ожесточенными. Какой эпизод оставил в вашей памяти наиболее заметный след?
— Было это недалеко от города Секешфехервар. Остановились мы ночью на небольшом хуторе Дюла. Быстро окопавшись на окраине, стали ждать немцев. Вскоре увидели танк и пехотное подразделение. Танк ехал по улице, а из него выглядывал немец и призывал нас сдаваться. Я, оставив пулемет второму номеру, взял с собой бутылку с зажигательной смесью и противотанковую гранату, забежал за дом, который находился недалеко от улицы, по которой должен был проехать танк. Выждав момент, бросил под гусеницу гранату. Прогремел взрыв, и танк остановился. Затем я швырнул бутылку, которая, разбившись о броню, зажгла танк. Немецкая пехота разбежалась, а танкисты, по-видимому, сгорели.
— Правду ли говорят, что солдат, который заканчивал войну, отличался от солдата, принявшего первый, страшный удар Вермахта?
— Я не вправе сравнивать призванных в ходе войны ребят со своими старшими товарищами, которые в 1941-м встретили врага. Да и осталось их очень мало на то время. Но могу точно сказать, что воевали мы умело и старались не лезть на рожон.
Расскажу такой показательный случай. После освобождения Венгрии нас срочно перебросили западнее Братиславы, где была организована переправа через Дунай. На левый берег нас перевезли катера Дунайской флотилии. После высадки пошли вдоль Дуная на запад. Наш батальон под командованием капитана Гончарова ушел вперед километров на пятнадцать. Тем временем командир роты старший лейтенант Проценко принял решение выслать вперед группу из пяти человек, как боевое охранение. В эту группу вошел я, мой второй номер — Занделов и еще три человека. Возглавил группу старший сержант Зацепин. Мы должны были двигаться в авангарде подразделения, чтобы не нарваться на засаду или заслон противника. Движемся мы впятером вдоль Дуная и по пути заходим в одно село. Немцев в нем не оказалось, по словам местных жителей, они ушли еще вечером. Мы решили отдохнуть, перекусить. В это время командир нашей группы старший сержант Зацепин решил посмотреть, что делается за дамбой. Через минуту он прибежал и говорит: «Хлопцы, там немцы!» Я выскочил с пулеметом на дамбу и очередью свалил двоих немцев, одного смертельно ранил, а второму зацепил ногу. Мы его допросили. Немец рассказал нам, что их группа имела задание выяснить, нет ли в селе русских. В ходе допроса также выяснилось, что в селе неподалеку находится около взвода автоматчиков, а также два танка и две самоходки. Пленного мы отправили в батальон, а сами решили идти вперед. Не доходя до села, где, по информации пленного, должны находиться немцы, окопались. Ближе к вечеру к нам подошла рота, стало веселей. А когда ночью нас подкрепили еще двумя «сорокапятками», двумя противотанковыми ружьями, а также гранатами и бутылками с зажигательной смесью, тут наш настрой еще больше укрепился.
Утром немецкая колонна начала движение. Мы ожидали, что немцы попытаются нас смять и сбросить с дамбы, но они пошли по шоссейной дороге, которая проходила в семидесяти метрах. Двигались они так. Впереди шли танки, за ними самоходки, а уже в хвосте пехота. Надо отдать должное артиллеристам, они умело подожгли танки и самоходки. А затем настал наш черед: плотным огнем из автоматов и пулеметов пехота была уничтожена. Оставшихся в живых немцев не пришлось долго упрашивать сдаваться в плен.
— Зачастую пишут, что в отношении к мирному населению советские воины проявляли излишнюю жестокость. Как вы прокомментируете это?
— Было это в Вене, где развернулись ожесточенные бои за каждую улицу, за каждый дом. Я с пулеметом занял позицию на сходнях в подвал, наблюдал за передвижением нашей пехоты, огнем перекрывал огневые точки. В это время ко мне подбежал командир роты — старший лейтенант Проценко. Он указал мне, на какую точку удобнее перейти с пулеметом, а сам пошел посмотреть, кто в подвале. Дверь была изнутри закрыта, и он постучал. Когда дверь открылась, Проценко увидел полный подвал стариков, женщин и детей, которые, увидев советского офицера, как по команде стали перед ним на колени. Держа в руках кресты, стали умолять не расстреливать их. Наш командир роты успокоил их заверениями, что у него и мысли такой не было. После этого австрийцы рассказали, что им говорили, будто русские всех подряд расстреливают, невзирая на возраст… Вот такая история приключилась в одном из венских подвалов…
С боями я прошел родную Бессарабию, Румынию, Болгарию, Югославию, Венгрию, Австрию и Чехословакию. На этом трудном и опасном пути мне часто приходилось встречаться со смертью. Два раза ходил в разведку боем. Награды для меня — это прежде всего память о боевой молодости и погибших друзьях-однополчанах. Я горжусь ими, потому что они честно заработанные.
— Как сложилась ваша судьба после войны?
— В сентябре 1945 года меня направили в город Красноярск в училище, которое готовило механиков-водителей. Затем отправили служить в Иркутск. Прослужил я там до июня 1953 года и был демобилизован. В Иркутске встретил свою любовь — студентку педучилища Аннушку, с которой живем вместе уже 59 лет. Вырастили с ней двоих детей: дочь — инженер-экономист, сын был врачом-терапевтом, но, к сожалению, трагически погиб в автокатастрофе в сентябре 2004 года. После демобилизации возвратился в родные края и работал в Саратском заготзерне. После учебы перешел работать в Саратский межколхозстрой. В 1985 году вышел на пенсию, но продолжал работать. Вот такая жизнь…